Алина Борисова - Край забытых богов[СИ]

— Так, где–то, не важно, — известие о том, что людей, вопреки всем моим надеждам, там не было и нет, меня подкосило. А я так верила, так шла. Казалось, что вот, еще немного, за следующей елкой… А их там нет. И та дорога вела в никуда, только заболела еще сильнее. И эта птичка, которая дарила мне надежду, оказалась таким обманом. И нет у меня никого, кроме Анхена. Никого и ничего. А я еще прятаться от него пыталась. И что б со мной было, если бы он меня действительно не нашел?

Размахиваюсь и швыряю глупую птичку прочь. Она падает куда–то меж камней, скрываясь из глаз.

— Ну и зачем? — Анхен вздыхает. — А завтра опять будешь плакать и просить достать.

— Не буду.

Но он все же встает и идет за птичкой. Перекладывает пару валунов, на мой взгляд, совершенно неподъемных, достает из расщелины поделку, возвращается ко мне. Усаживается рядом, прямо на землю, прислоняется спиной к валуну, на котором устроилась я, откидывает голову мне на колени. А птичку не отдает. Все крутит в руках, рассеянно скользя по ней взглядом.

— Как эмоции у тебя сегодня скачут. Совсем измучила тебя эта болезнь, — он вздыхает. — А знаешь, я ведь могу и ошибаться, в костях животных я не специалист.

Может ли вампир ошибиться в том, что людских поселений в округе нет? Вот уж вряд ли.

— Хочешь, мы потом у Лоу спросим, он у нас любитель всевозможных человеческих древностей, и друзей у него много с теми же интересами, — продолжает меж тем Анхен, не отрывая взгляда от маленькой фигурки. — Они нам про эту птичку все расскажут — и из чего она сделана, и когда, и зачем.

— Нам?

— Ну, мне ведь тоже интересно.

Ему? Эта нелепая человеческая птичка? Хотя… если я три дня лежала в бреду, вспоминая только о ней, а он сидел надо мной, вот такой нечесаный… И крутил в руках эту птичку. От грязи ее отмывал, рассматривал… Вот интересно, о чем он думал, рассматривая работу тех, кто для него — не более, чем дикари? Были, есть и будут. А я для него кто? Та же дикарка, только в одежде? Понял ли он, что значила эта вещь для меня? И что она значит для него?

Провожу рукой по его волосам, зарываюсь в них пальцами, запутываюсь.

— Ну вот, меня переодевал, причесывал, а себя забыл? Дай расческу, хоть волосы тебе расчешу…

— Простите, светлейшая дева, я не знал, что вы изволите очнуться именно сейчас, не подготовился. Платья парадного не одел, бантик в волосах не заколол.

— Какой еще… бантик? — фыркаю я. Нет, платьице его я, конечно, видала, Но бантик там в комплекте не шел. Кажется.

— Какой захочешь.

А голос усталый, тусклый И плечи такие… поникшие. А я ведь его разбудила. Выспаться не дала.

— Все было настолько плохо?

— Да не то, чтобы хорошо, — соглашается он, чуть поворачиваясь и прижимаясь щекой к моему бедру. — Тяжело чувствовать себя беспомощным. Понимать, что ты можешь только ждать.

А я все перебираю его волосы и не могу оторваться. Рядом течет Аниара. Огромная, даже у истока. Ну еще бы, воровать воду из Озера Жизни! Это ж обпиться можно. Даже реке. И вся эта масса холодной воды проносится куда–то мимо, окутывая нас своей промозглой сыростью.

— Анхен, а храм? Мы там были уже?

— Нет, Лар, не были.

— Но… если мне было так плохо… разве не надо было… как можно быстрее?…

Он только качает головой.

— Анхен?

— Мне кажется, тебе туда уже не надо. Совсем. Мы завтра туда, конечно, слетаем… Там красивое место. В самом храме я, разумеется, не был, но в окрестностях доводилось.

— И вот чего ты мне опять не договариваешь? Ты снова что–то решил, не то, что не советуясь, даже не объясняя. И снова это касается, ни много, ни мало, моей жизни!

— Лар. Прекрати, — морщится. Даже по голосу слышу. — Ты опять собралась ругаться. А я не могу больше. Я устал. Завтра мы летим к храму, а там ты будешь решать сама — надо тебе это, не надо, пойдешь ты туда, не пойдешь. Как скажешь, так и будет, я обещаю.

Обещание он сдержал. Хотя, каюсь, я не очень–то поверила ему в сумерках того летнего вечера, на берегу реки, несущей свои воды где–то совсем вдалеке от людей и вампиров. Мы сидели тогда на берегу очень долго, он совсем не торопился возвращаться в машину. Там же на берегу мне сервировали ужин, и Анхену пришлось запускать в воздух множество фонариков–светлячков, чтоб я могла этот ужин разглядеть. Но сам он так и остался сидеть, прислонившись спиной к валуну, вне круга света, почти поглощенный тьмой. Ни о чем не расспрашивал, не слишком–то рвался поддерживать разговор и все крутил в руках маленькую костяную фигурку.

Анхен был прав. Здесь действительно было красиво. Мы неспешно парили над озером, и солнце, поднимаясь из–за гор на восточном берегу, дарило краски просыпающейся природе. Озеро… я знала, что оно очень большое, но оно оказалось просто огромным.

— Целое море, — потрясенно прошептала я, увидев под собой эту невероятную массу воды.

— Да, — чуть самодовольно кивнул мне Анхен, — наше маленькое внутреннее море.

«Море» было не столько маленьким, сколько узким. Мы летели над ним с юга на север, и если по сторонам, как с запада, так и с востока, над водой поднимались горы, серовато–синие в этот утренний час, нечеткие, окутанные дымкой, то впереди, насколько мне хватало зрения, была лишь вода. Порой попадались острова. И совсем маленькие, и крупнее. Анхен сказал, нам нужен самый большой.

— И как узнать, что он и есть «самый»?

— Я тебе об этом скажу, а ты попробуй мне поверить.

Промолчала. Его явно раздражало, что я не считала каждое его слово истиной в последней инстанции. Меня раздражало, что он свои слова таковыми всегда и считает. И вот что с этим делать? Ругаться? До черноты в его неземных очах? Здоровье и без того кончается.

Стала смотреть на воду. Летели низко, а вода оказалась невероятно прозрачной, и множество рыб, скользящих в ее глубинах, мне были видны в мельчайших деталях. Вот только в названиях этих самых рыб я разбиралась крайне слабо, а Анхена так они и вовсе никогда не интересовали.

Наконец добрались и до острова. Он тоже был очень длинным, словно пытался повторить в миниатюре форму омывавшего его озера. В общем, все было почти как в сказке: в середине озера есть остров, в середине острова — заветный храм. Вот только храм был не в середине самого острова, а на западном его берегу. Но действительно — ровно посередине.

Впрочем, если бы мне не сказали, что храм именно здесь, я бы его, пожалуй, и не нашла. Берег здесь был высокий, скалистый, изрезанный множеством живописных бухт, с редкими соснами по склонам и полоской гальки у самой воды.